Back to В чём источник надежды?

Христианство и радикальная политика

В начале 90-х, с крахом советской системы и распадом СССР на отдельные государства, Фрэнсис Фукуяма заявил, что мы наблюдаем «конец целой вехи истории». Идеологические баталии закончились, и все, что остается – решать технические вопросы развития государственной экономики. Однако, подобные заявления оказались преждевременными. Перенесемся в настоящее, где на примере войны России и Украины можно наблюдать как возрождение автократии, так и попытку западных держав защитить суверенитет и подобные идеалы «свободного мира». Расстановка глобальных сил меняется не только согласно старым идеологическим линиям, но и по историческим границам цивилизаций.

Национальная культура становится формой легитимации для стран, укрепляющихся в своей недавно пробудившейся самоидентификации. Так подъем Китая обусловлен не только его мощнейшей экономикой, но и его древней самоидентификацией как «Поднебесной» и желанием стереть вековую историю унижения со стороны западных империй. В свете новой расстановки сил на мировой арене небольшие страны Юго-Восточной Азии используют собственные ценности для того, чтобы выступить против критики автократии и давления крупных государств с целью вмешательства во внутреннюю политику. Противодействие демократизации усилилось во всем мире. Отчасти это связано с разочарованием в демократических институтах, утративших функциональность из-за моделей политического поведения, унаследованных от колониального влияния или санкционированных религией. Этот социально-политическая вектор развития мира, зародившийся в 1990-х годах, вызвал новую волну радикальной политики.

Настоящее и будущее радикальной политики

Радикальная политика, основываясь на критическом анализе существующих систем власти, стремится преобразовать существующий уклад вещей и олицетворяет собой справедливое будущее c равными возможностями для всех. Одним из ключевых требований радикалов является переоценка экономических структур, ориентированных на эксплуатацию, которые преподносятся как причина затяжного кризиса. Необходимо отдать должное смелости, стоящей за такими требованиями.¹ С одной стороны, растущее разочарование в традиционных политических институтах может приводить к появлению радикальных движений, подчеркивая необходимость альтернативных подходов. С другой стороны, поляризация, социальное разделение и рост популизма могут снизить эффективность радикальной политики, особенности и критика которой определяются геополитическим и культурным контекстом. Анализ потенциала радикальных движений и препятствий, которые им приходится преодолевать, позволяет более детально проанализировать их влияние на общество.²

Термин «радикализм» идет рука об руку со словом «экстремизм» и существует уже на протяжении 200 лет. Несмотря на то, что история радикализма обширна и различается от региона к региону, в последнее время он ассоциируется с различными политическими идеологиями левого толка. Крайне важно брать во внимание более широкий исторический контекст и взгляд радикальной политики на идеалы индивидуальной и коллективной свободы, демократию и социальный прогресс.³

Радикальная политика, основываясь на критическом анализе существующих систем власти, стремится преобразовать существующий уклад вещей и олицетворяет собой справедливое будущее c равными возможностями для всех.

Когда речь заходит о религиозном радикализме, он зачастую изображается в негативном свете, его характеризуют насилием, фанатизмом и укоренением патриархата. Однако появились и левые религиозно-политические формы, к которым относят обычаи коренных народов, кампании против репрессивных режимов и альтернативные способы организации жизни, исходящие, как правило, от различных маргинализованных личностей.⁴  Все это расширяет перспективу политического дискурса, бросая вызов западным предубеждениям против религии, подводя к более полному пониманию взаимосвязи между религией и радикальной политикой.⁵

В последние годы вопросы, связанные с гендером, расой, социальной средой и статусом, приобрели особое значение в сфере политики идентичности.⁶ Сдвиг социального фокуса произошел ценой экономических и классовых перемен, поскольку радикализм сводит этические проблемы к вопросам власти и приравнивает виктимность к моральному превосходству. В то же время готовность применить силу, полагаясь исключительно на идеологию в качестве морального ориентира, воспринимается негативно. Это напоминает о несовершенстве человеческой справедливости, независимо от социальной формы ее проявления,⁷ и о том, что основная идея Евангелия противостоит любому подобному идеализму.

В контексте, упомянутом выше, радикальная политика задает вопросы, но, когда дело доходит до ответов, она сама не может освободиться от идеализма, который вызывает социальные разногласия и поляризацию мнений. Более того, радикальные политики не видят разницы между законностью власти и использованием коррупционных схем для достижения власти. В век социальных сетей и цифровых коммуникаций условия, создаваемые эхо-камерами и информационными пузырями, приводят к сильной поляризации взглядов и насилию.  Ирония заключается в том, что социальные сети, в большей своей массе придерживающиеся левых взглядов, усугубляют эти проблемы, но продолжают приносить огромную финансовую выгоду владельцам и акционерам.

В век социальных сетей и цифровых коммуникаций условия, создаваемые эхо-камерами и информационными пузырями, приводят к сильной поляризации взглядов и насилию.

С учетом всего вышесказанного радикальная политика исторически играла решающую роль в стимулировании социальных изменений и противостоянии репрессивным системам. Том Холланд показал, что радикализация несет христианское влияние, того не подозревая. Так, например феминизм не смог бы найти благодатную почву для развития в нехристианской среде.⁸  Различные марксистские теории рассматривают бесклассовое общество как атеистическое воплощение христианской эсхатологии, таким образом, Карл Маркс оказался причислен к христианским еретикам. В таком контексте философ-атеист Джон Грей описывает либеральных атеистов, которые верят в гуманистический прогресс, как в «поздний продукт еврейской и христианской религии», и утверждает, что в прошлом большинство атеистов не были либералами.⁹

Далее мы рассмотрим две группы вопросов, связанных с радикальной политикой, основываясь на богатом опыте Южной Азии и Ближнего Востока. Особое внимание мы уделим христианскому выражению принципов радикальной политики в Палестине.

Радикальная политика и Великое поручение

Принимая во внимание вышеупомянутые уникальные особенности христианского мировоззрения, важно отметить, что, хотя определенные социальные, антропологические и политические явления не могли возникнуть в нехристианской среде, именно эти же явления используются в качестве важнейших инструментов для борьбы со злоупотреблением властью в христианских структурах. Этот «парадокс» имеет глубокие библейские корни. Библия в целом (как и книги пророков в частности) постоянно предупреждают нас об идолопоклонничестве, то есть о несоответствии между номинальным признанием Божьей справедливости и практическим злоупотреблением ею.

В современном мире даже в христианизированных культурах это несоответствие проявляется в отсутствии соответствия между действующими ценностями и устоявшимися структурами управления. Как выразился гватемальский социолог Бернардо Аревало: «У нас есть аппаратное обеспечение демократии, но программное обеспечение досталось нам от авторитаризма». В бывших европейских колониях сохраняется культ каудильо, мифического сильного человека, таким образом укореняя главную черту патриархата. Политики радикальных взглядов остро реагируют на подобные явления. В результате сегодня мы наблюдаем предсказанное Хантингтоном нарастающее «столкновение цивилизаций». Оно оставалось незамеченным до появления таких религий, как ислам или политических течений вроде религиозных правых в США, ведущих культурную войну против светского либерализма, поляризовавшего мнения американцев.

Миллионы людей, ставших беженцами в результате конфликтов, создали волну массовой миграции, что, в свою очередь, вызывает раскол общества и противоречия между гражданскими правами принимающих народов и мигрантов. Из-за этого переселения народов возникали церкви, мечети и храмы, которые функционируют не только как религиозные общины, но и как социальные центры для своих этнических соотечественников. Также они представляют угрозу для стран, чья самоидентификация была построена на старой идее «христианского мира».¹⁰

Приучение народов к дисциплине

Так как нам, представителям разных культур и политических убеждений, стоящим лицом к лицу, выполнить Великое поручение?

Для начала необходимо напомнить, что Великое поручение касается наставления на путь истинный целых народов, а не только отдельных людей. Индивидуалистический подход к восприятию 28-й главы Евангелия от Матфея и других частей Священного Писания привел к тому, что западные теологи склонны замалчивать корпоративный характер христианского свидетельства.

«Дисциплинирование народов» означает, что мы вовлекаем структуры и институты, с помощью которых организуется жизнь в обществе, и обращаем их ко Христу. Великий миссионер-историк Эндрю Уоллс, прослеживая переход христианства от иудаизма к инкультурации в греческие мыслеформы, дает нам ключ к пониманию того, как Библия влияет на различные с культуры и служит преобразующим элементом в социальной структуре наций:

То, о чем сейчас ведется речь, не является христианским национализмом. Это воспитание так называемого «герменевтического сообщества», которое подобно племени Иссахара, может наставлять общественность в том, как Слово может дать ответ или пролить свет на многие сложные вопросы, стоящие перед ним.

Свидетельствование, согласно Павлу, требует подчинения «всякой мысли Христу» (2-е послание Коринфянам 10:5). Неспособность вовлечь мыслительную жизнь обществ, корни которых уходят в христианство, привела к секуляризации.¹² Подобная неудача также является причиной того, что азиатские культуры продолжают сопротивляться евангелизации, тверже укореняясь в конкурирующих религиозных традициях, которые столь же философски всеобъемлющи, как и христианство.

Хотя Питер Бергер и его коллеги писали о «десекуляризации мира», многие из нас живут в обществах, которым еще предстоит секуляризироваться. Наша же задача состоит в том, чтобы наша культура вышла за пределы обычных смысловых рамок теологии, которые мы унаследовали от Запада. Филлипинские ученые заключили, согласно результатам исследования, что, несмотря на снижение таких показателей, как посещаемость церкви среди католиков (82 процента от всего населения), многие продолжают совершать молитвы (73,3 процента возраста 18–24 года, и 79,9 процента возраста 25–39 лет). Это говорит нам о том, что молодое поколение остается религиозным, но не в том смысле, в каком этого хотела бы институциональная религия.

Однако нельзя не отметить, что среди приверженцев церкви отсутствует аутентичность. Исследователи резюмируют отношение молодежи следующим образом: «Праведная жизнь важнее, чем правильная вера». Отсюда вытекает то, что молодежь предпочитает заниматься гуманитарной деятельностью, волонтерством, помогать бедным общинам строить свои дома или спасать жертв стихийных бедствий, а не просто ходить на мессы или заниматься политикой, которая считается коррумпированной и показавшей несостоятельность в решении подобных вопросов.

Новые «сосуды» для веры

Это подводит нас ко второму тезису — необходимости создания «новых сосудов, в которых будет храниться вечное вино Евангелия». Мы живем во времена, когда средства массовой информации и рынок заменили церковь и в некоторых аспектах даже образовательные учреждения в формировании того, что Юнг называет «коллективным бессознательным» наших народов.

Обратите внимание, что государство и другие подобные могущественные институты теперь имеют в своих руках технологии для воздействия на массы людей. Не случайно первое, что делают диктаторы для консолидации власти – заставляют замолчать средства массовой информации или используют их для распространения дезинформации. Пропаганда процветает, когда разнообразие точек зрения ограничено и преобладают предвзятые мнения, что создает серьезные проблемы для формирования информированного и конструктивного общества.¹³

То, что Павел называет «князем власти воздушной» (Послание к Ефесянам 2:2), скорее всего, является демонической силой, способной массово распространять ложь. Точно так же и за правительством могут стоять такие «власти», и средства массовой информации могут быть одной из подобных структур, которые могут быть использование тем, что Писание называет «силами».

В условиях конфликта нарративов церкви нам необходимо выйти на политическую арену и доносить свою правду.  Художникам и другим специалистам необходимо будет целенаправленно прививать библейскую грамотность, чтобы те могли создавать новые иконы — символы, которые воздействуют на общественное воображение.¹⁴  Кроме того, вера на сегодняшний день выходит за пределы обычных учреждений – церквей, собраний и других. Формируются виртуальные сообщества, движимые потребностью в обществе. Некоторые научные исследования показывают, что молодые люди на сегодняшний день ищут не столько контент (они могут легко получить его из интернета), сколько связь.

В условиях конфликта нарративов церкви нам необходимо выйти на политическую арену и доносить свою правду.

На пути к христианской радикальной политике

Радикальная политика с христианской точки зрения относится к подходу, который направлен на применение христианских учений и ценностей к политическим и социальным вопросам, преобразуя их нетрадиционным способом. Такой подход к ведению политики подчеркивает библейский призыв к справедливости и состраданию к угнетенным. Это включает в себя разрешение таких проблем, как бедность, расизм, дискриминация по половому признаку и насилие, системная коррупция и другие формы социальной несправедливости. Добиться этого можно, применяя пропаганду политики, способствующей равенству и справедливости всех людей.

Уроки, извлеченные из ситуации в Палестине

Палестинский христианин, один из авторов этой статьи, размышляет о собственном опыте работы с палестинским народом в контексте конфликтов, войн и непрекращающихся зверств израильской оккупации. Палестинцы, включая палестинских христиан, в результате конфликтов сталкиваются с различными трудностями и социо-экономическими проблемами, ограничениями на передвижение и запрет на доступ к святым местам. Палестинская церковь оказалась на сложном перекрестке радикальной политики, веры и необходимости выполнения Великого поручения.

В Палестине евангелическая церковь сталкивается с уникальными трудностями и динамикой. Израильско-палестинский конфликт и сложная политическая ситуация в регионе имеют значительные последствия для прихожан и церкви, которая стремится служить своей общине, предоставляя духовное руководство, пасторскую заботу и поддержку своим последователям. Она также участвует в различных социальных и гуманитарных мероприятиях, удовлетворяя потребности палестинцев, независимо от их религиозной принадлежности, что может включать примирительные миссии и продвижение инициатив, связанных с образованием, здравоохранением и борьбой с бедностью.

Церковь часто проповедует идеи справедливости, примирения и мира, стремясь преодолеть разногласия и способствовать взаимопониманию между различными общинами. Некоторые палестинские евангелисты вступают в диалог с израильскими христианами и международными христианскими организациями для деэскалации конфликта и выступают за справедливое и мирное разрешение. Многие радикальные христиане придерживаются принципа ненасилия, черпая вдохновение в учениях Иисуса о любви, прощении и подставлении другой щеки, как бы дорого это ни обходилось. Тезис Бонхеффера по-прежнему актуален:

Мирное сопротивление

Это никогда не было легко, но, по словам 16-летнего Мубарака Авада,¹⁶ для христиан именно это означает следовать за Христом. Он говорит:

Мубарак отвергал использование насилия как средства достижения политических целей и вместо этого пропагандировал мирные методы сопротивления, вплоть до того, что его называли «палестинским Ганди». Важность ненасильственных методов противодействия насилию невозможно переоценить.

Радикальная христианская политика рассматривает заботу о творениях Божьих как повеление. Миллионы страдают из-за того, что мы не подчиняемся этому культурному мандату, который велит нам жить на Земле в соответствии с Божьими целями. Только так можно достичь процветания, а не деградации. Как и в библейские времена, проявление радикальной веры в Бога требует от сегодняшних христиан выполнять Великое поручение и бросать вызов доминирующим системам и структурам общества. Они должны стремиться говорить правду властям и критиковать политику и практики, противоречащие христианским ценностям и учениям. Как однажды выразился поэт Т. С. Элиот касательно проповеди Слова Божьего: «дело Церкви – вмешиваться в мир».¹⁷

Ценности Царствия Божьего

Радикальные политики часто делают акцент на социальной справедливости, равенстве и благополучии маргинализованных сообществ. Некоторые люди и церкви рассматривают эти ценности как неотъемлемую часть своей веры и призыва выполнить Великое поручение. Они верят, что борьба с системной несправедливостью является важным аспектом следования за Иисусом и распространения Евангелия.

Как упоминалось выше, одной из ключевых ценностей Царства Божьего является ненасилие. Существуют различные точки зрения на то, как эти аспекты могут согласовываться или конфликтовать друг с другом. «Всегда есть альтернатива. Неважно, в чем конфликт, в чем проблема, необходимо создать альтернативу».¹⁸ Это требует широкого национального или международного участия без компромиссов в отношении трактования Евангелия. Это возможность проявить солидарность.

Многие радикальные политические движения подчеркивают ненасильственную активность и гражданское неповиновение как инструменты, с помощью которых можно добиться перемен. Некоторые христиане присоединяются к этим движениям, полагая, что ненасильственные действия согласуются с учением Иисуса о любви и прощении. Они могут рассматривать это как способ отстаивать справедливость, оставаясь верными принципам своей веры.

Заключение

В конечном счете, взаимодействие радикальной политики, церкви, веры и Великого поручения полно сложных нюансов. Это зависит от индивидуальных убеждений, толкований Священных Писаний и теологических рамок. Христиане могут придерживаться различных взглядов на то, как вера должна влиять на их политическую активность и стремление к социальной справедливости. Прежде всего, должен существовать центр, который объединял бы все аспекты и способствовал единству в теле Христовом.

Но если церковь хочет иметь отношение к миру, в котором мы живем, она должна пророчествовать и выступить против несправедливости, совершаемой по отношению к людям повсеместно, даже в самих церквях. Следует признать, что это делается не всегда. Но когда это происходит, это демонстрирует любовь к окружающим нас людям, чтобы они могли ощутить любовь Христа, отраженную в нашей страсти и любви к народам.

Сейчас, более чем когда-либо, перед церковью стоит задача быть сообществом, социальное поведение членов которого демонстрирует любовь и спасительную силу Божью. Подобно тем из нас, кто живет в автократических обществах, ранняя церковь не имела права критиковать авторитарные институты, которые ими правили. Но эти сообщества преобразились и приняли новые образцы культуры, они в конечном счете преодолели классовые, расовые и гендерные барьеры и положили начало новой социальной этике, которая способствовала разрушению греко-римской цивилизации. В наши дни мы можем делать то же самое, когда Дух ведет нас.

Источники

1. Cf. Naomi Klein. This Changes Everything: Capitalism vs. The Climate (New York: Simon & Schuster, 2014).
2. Cf. Chantal Mouffe. For a Left Populism (London: Verso, 2018).
3. Astrid Bötticher. ‘Towards Academic Consensus Definitions of Radicalism and Extremism,’ Perspectives on Terrorism 11(4), 73-77. Accessed 9 June 2023. https://www.jstor.org/stable/26297886.
4. Cf. Angela Davis. Freedom Is a Constant Struggle: Ferguson, Palestine, and the Foundations of a Movement (Chicago: Haymarket Books, 2016).
5. Alexandre Christoyannopoulos and Anthony T. Fiscella. ‘Religious Radicalism,’ in Routledge Handbook of Radical Politics. Ed. Ruth Kinna and Uri Gordon (New York: Routledge, 2021), 492-509.
6. Cf. Bell Hooks. Feminism Is for Everybody: Passionate Politics (Cambridge, UK: South End Press, 2000).
7. Reinhold Niebuhr. Moral Man and Immoral Society: A Study in Ethics and Politics (Louisville, KY: Westminster John Knox Press, 2013), xxxiv.
8. Tom Holland. Dominion: The Making of the Western Mind (London: Abacus, 2019), 516.
9. John Gray. Seven Types of Atheism (London: Allen Lane, 2018), 1.
10. Cf. note 5 above.
11. Andrew F. Walls. The Missionary Movement in Christian History: Studies in the Transmission of Faith (Maryknoll, NY: Orbis Books, 1996).
12. Thus fanning the emergence of movements with a radical political agenda.
13. Cf. Timothy Snyder. On Tyranny: Twenty Lessons from the Twentieth Century (New York: Tim Duggan Books, 2017).
14. Cf. Makoto Fujimura. Art and Faith: A Theology of Making (New Haven: Yale University Press, 2021).
15. Dietrich Bonhoeffer. Dietrich Bonhoeffer Works, English edition. 13:402. A sermon Bonhoeffer gave in London on an unknown date in 1934.
16. Awad is a prominent Christian Palestinian leader who was involved in non-violent resistance of the occupation in Palestine.
17. TS Eliot. Christianity and Culture: The Idea of a Christian Society and Notes Toward the Definition of Culture (San Diego / New York / London: Harcourt Brace & Company).
18. Mubarak Awad.